Amadeus Dee

Несмотря на бессонную ночь, Амадей Ди чувствовал себя бодро и был готов к бою. Он собирался предоставить результаты исследований, над которыми он и его команда бились последние месяцы, хоть и не мог избавиться от мысли, что у них было слишком мало времени для полноценного изучения воздействия лекарства... Да, лекарство было! Оно до сих пор держалось в полной секретности, у него даже не было названия, однако оно существовало и оно действовало, был рецепт и был результат. Дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки. Но лишь немного: сегодняшняя конференция была только промежуточным этапом. До того дня, когда лекарство будет доступно каждому инфицированному, их все еще отделяли месяцы работы, если не годы.
Для демонстрации Ди взял с собой трех добровольцев из числа инфицированных. Ну, то есть как - "добровольцев"... Вы должны понимать, что это непростая задача - найти людей, пусть даже больных, которые по своей воле согласятся участвовать в сомнительных и, возможно, опасных для жизни экспериментах. Люди ждут лекарства, но люди ждут лекарства проверенного, никому не хочется становиться ходячей лабораторией побочных эффектов.
Не мудрствуя лукаво, Доктор Ди взял на вооружение очень слабый раствор слегка модифицированного любовного зелья - в дозах, которые не могли вызвать у больных настоящего влечения (еще чего не хватало!), но достаточных, чтобы пациенты испытывали к лекарю особое доверие и лояльность. Вот и сейчас, трое его спутников, двое мужчин и женщина, с трогательной кротостью (от которой Доктора начинало тошнить) следовали за ним. И покорно заняли в зале отведенные им места, ожидая своего выхода. Их бледноватый вид немного беспокоил Амадея, но он списал это на волнение.
Далее последовал обмен официальными приветствиями, сухими рукопожатиями и невзрачными улыбками с участниками конференции. Среди пришедших был и мистер Уайт, чему Амадей обрадовался вполне искренне:
- Юджин! - негромко поприветствовал он начальника Аврората. - Как хорошо, что Вы здесь. Признаться... Чертовски не люблю публичные выступления!
Он извлек белоснежный платок и рассеянно протер очки.
- Особенно когда в помещении находится столько официальных лиц в черных пиджаках и блестящих ботинках... - он кивнул в сторону американской делегации, - ...дело сразу начинает пахнуть политикой.

Joshua Bernstein

Америка любила ввязаться в хорошую заварушку, хоть и гордилась по праву тем, что ни разу не вела войну на своей территории (не считая внутренних гражданских разборок). За Англией, в свою очередь, грязным шлейфом волочилась репутация старой интриганки, которая умела добиваться своего, до последнего оставаясь в стороне и вкладывая оружие в чужие руки. Разумеется, то, что происходило с магическим миром, нельзя было назвать войной — хотя Джош подозревал, что это вопрос времени. Речь шла о кризисе такого сорта (и масштаба), с каким они прежде, пожалуй, не сталкивались. И было неизвестно, как стороны воспользуются сложившей ситуацией.
Поэтому Джош не разделял мнения своего соплеменника о том, что англичанам нечего показать. Открыли они там что-то в своих лабораториях или нет — но сегодняшняя Конференция однозначно пройдет не впустую. Что-то должно было произойти, и Бернштайн искренне надеялся, что это облегчит положение, а не усложнит его.
Он счел своим долгом поздороваться с британскими представителями и лично пожать руку каждому, одаряя всех идеальной белоснежной улыбкой (не под стать постным улыбочкам островитян, не видавших хорошего дантиста). После чего занял свое место позади мистера Уоллеса и мистера Раша и, просунув голову между ними, сообщил:
— Это «нескладное светило», между прочим, привело с собой пациентов — вероятно, инфицированных, для наглядной демонстрации. Думаю, нам сегодня покажут шоу…
«Им хотя бы есть, что показать».
Тощий, бледный знахарь тем временем отделился от группы своих коллег, коротко переговорил с пациентами, бегло осмотрев их, и направился к кафедре, сжимая в руках аккуратную папочку с бумагами.

Amadeus Dee

Амадей, разумеется, понимал необходимость подобных собраний — особенно теперь, когда он сам остался без зельевара и был готов принять любую помощь из любых рук. И все же он крайне не любил выступать с речами: слишком уж много сил и времени они отнимали, к тому же нужно было фильтровать материал и обходить некоторые вопросы, касающиеся хода его экспериментов. Доктор понимал, что его методы не получат одобрения международной общественности, и предпочитал их не выдавать. Поприветствовав собравшихся, он кратко изложил свой взгляд на проблему — в более сухой форме, чем в тот раз, когда он изливал душу Юджину. Рассказал о направлениях, в которых работали британские врачи, и подытожил все имеющиеся сведения о природе вируса… После чего, наконец, перешел к делу.
— Мы с моими коллегами в клинике святого Мунго смогли несколько продвинуться в наших исследованиях. Нам пока не удалось найти причину заболевания — а это, на мой взгляд, остается нашей основной задачей на сегодняшний день — однако, опираясь на результаты анализов и опытов, мы сумели составить зелье, возвращающее волшебнику утраченные магические способности. Хочу подчеркнуть, что это вовсе не означает полного или даже частичного исцеления. Препарат имеет краткосрочный эффект: инфицированный способен пользоваться магией наравне со здоровыми волшебниками, но лишь некоторое время после употребления порции зелья. Затем прием необходимо повторить. Это зелье, в сочетании с лекарствами, купирующими побочные симптомы, позволяет зараженному организму нормально функционировать, а больному — вести привычный образ жизни. Повторюсь, оно не лечит болезнь, и даже в существующем виде требует доработки, однако это может стать отправной точкой для дальнейших исследований — или чрезвычайной мерой, единственной, имеющейся у нас на данный момент…
Он еще некоторое время говорил своим ровным, бесцветным голосом, подглядывая поверх очков в зал, а к концу речи все чаще — на своих пациентов, чей нездоровый вид беспокоил его. Нет, все же недостаточно у них было времени для наблюдения за эффектом зелья, стоило бы сейчас же провести полноценный осмотр больных. Теперь, делясь с залом своими соображениями о перспективах дальнейших совместных исследований (или попросту растягивая время), Амадей хладнокровно размышлял — продолжать этот спектакль или отложить до лучших времен. В конце концов, он принял решение:
— Для демонстрации я пригласил троих пациентов клиники святого Мунго, все трое — инфицированные, добровольно согласились участвовать в тестировании лекарства…
Амадей представил каждого «подопытного», познакомив публику с историями их болезней и с условиями, при которых они лишились магического дара. После чего в последний раз подошел к троице, бегло проверив их температуру и пульс. На вопрос о самочувствии все они, как один, ответили оптимистичными заверениями — они еще находились под действием слабо-приворотных чар, и доктор не мог определить, насколько эти заверения искренни. Коротко вздохнув, он произнес негромко:
— Если почувствуете недомогание, сразу же скажите мне, и мы немедленно прекратим.
Не тут-то было!
Первой был выход пациентки по имени Сильви МакКарти, 38 лет, владелица книжной лавки, не замужем, заболела два месяца назад. Сильви смущалась и краснела, но справилась со своей задачей отлично, продемонстрировав действие зелья несколькими простенькими заклинаниями. Амадей комментировал для аудитории ход представления, не сводя с пациентки напряженного взгляда. Вторым был молодой астролог Дэвид Кингсбери, 23 года, не женат, заболел в апреле. Он так же с помощью палочки сотворил несколько незамысловатых фокусов, после чего, вполне довольный собой и вниманием публики, предложил выполнить что-нибудь посложнее. Его бледность и дрожащий голос сильно не понравились Амадею, и он поспешил остановить энтузиаста:
— Спасибо, Дэвид, этого вполне достаточно, можете присаживаться…
Однако молодой человек все же поднял палочку и произнес «Экспекто Патронус». Ди подумал было, что у Дэвида ничего не выйдет, слишком уж вялым он выглядел. Но заклинание сработало, в воздух над головой астролога взмыл сияющий серебристый попугай — а сам он вдруг охнул и пошатнулся, выронив палочку. Носом и ушами у него заструилась кровь, и он упал как подкошенный, запрокинув к потолку донельзя удивленное — и совершенно мертвое — лицо.